Интервьюер: режиссер, оператор, председатель редакционного совета журнала о кино, «Jas Óner» — Талгат Тайшанов.
Талгат Тайшанов: Эрнест, какие пути развития вы видите для национального кинематографа?
Э.А.: 32 мы года говорим о кино, но никогда не говорим о зрителе. Потому что в Советском союзе государство было заинтересовано в том, чтобы зрители были к нему лояльны, и кинематограф использовало как инструмент. В течение 32 лет мы, в основном, говорим о том, чтобы кино стало неким элитарным искусством. Режиссеры заинтересованы в том, чтобы их признали на фестивалях. Продюсеры заинтересованы в том, чтобы зарабатывать деньги на чем угодно! А государство хочет влиять на зрителей. Но о зрителях никто не думает. И получается, государство не может финансировать ни продюсера, ни режиссера, потому что не заинтересовано.
Почему сложилась такая ситуация? Я говорю об этом долгие годы. Это произошло во время распространения независимого кино, когда мы неверно поняли терминологию из-за неправильного перевода. Европа, для борьбы с голливудским кинематографом, сделала такое разделение: голливудское кино — коммерческое, а европейское кино — артхаусное. И с прибыли от голливудского кино Европа утвердила квоту, которую направляла на свой национальный кинематограф, — поэтому оно и существует. Таким образом коммерческое кино подпитывает авторское кино. Термины «коммерческое» и «авторское» — взаимоисключающие и антагонистические. И, переведя их на русский язык, мы сказали практически всем, кто у власти, и всем, кто при министерствах культуры, госагентствах: «Мы элита, вы должны финансировать авторское кино — это настоящее искусство, это развитие». Государство финансирует авторское кино, но зрители его не смотрят! Априори государство не может финансировать коммерческое кино, потому что оно не может зарабатывать деньги. И получается замкнутый круг, когда государство не может финансировать ни продюсеров, ни режиссеров.
В этом году в Кыргызстане мы очень большой группой разрабатывали стратегию развития киргизского кино, и в большой дискуссии мы пришли к единому мнению — отказаться от терминологии авторского и коммерческого кино. Мы пришли к тому, что теперь будем называть наше кино мейнстримом и артхаусом. И я думаю, что, если мы все к этому придем, тогда в совместном производстве все государства будут думать о том, как воздействовать на зрителей друг друга, чтобы вытеснить Голливуд из нашего пространства и снова вернуть единую прокатную систему. А чтобы быть интересными друг другу, мы должны думать о зрителях, об их вкусах, об их интересах, какого бы уровня они ни были! И я думаю, что режиссеры ― не все, но талантливые режиссеры, ― должны подумать о зрителях и спуститься к ним. Нужно взрастить своих Гайдаев и Рязановых. А сейчас мы все занимаемся искусством, а прокат мы отдали дельцам, халтурщикам, которые убивают наших зрителей! И вот что самое интересное — я всегда спрашиваю и хотел бы у вас тоже спросить: смотрят ли казахские зрители казахское кино?
Т.Т.: Да. Смотрят. У нас очень много интересных картин, правда, они не собирают большую аудиторию.
Э.А.: Отрадно, потому что я спрашивал грузин, и они говорят: грузины не смотрят грузинское кино.
Вернусь к направлениям, которые мы называем коммерческим и авторским. Изначально это было люмьеровское и мельесовское кино. Потом мельесовское стало Фабрикой грез в Голливуде, а люмьеровское ― тем, что мы сегодня называем фестивальным кино.
Я солидарен с тем, что говорится в Библии: «В начале было Слово». И мы должны это слово пересмотреть. Когда вы говорите: «Коммерческое кино», — в этом слове уже есть пренебрежение, уже есть некий снобизм к тому, что наши зрители уровнем ниже, поэтому для них приходится делать настолько низкое кино.
Нужно вернуться к тому, от чего мы ушли ― в советское время фильмам давали категории, как искусству. И если фильму присуждалась высшая категория, он издавался массовым тиражом; его распространяли через клубы кинолюбителей, через «Советский экран» через «Клуб кинолюбителей», через Кинопанораму. И людей, зрителей воспитывали и обучали, как нужно смотреть большое кино. Я думаю, в этом кроется наше будущее, потому что я вижу, как из года в год национальный кинематограф умирает. Если взять весь национальный кинематограф, то на сегодняшний день киргизское и казахское кино — единственные, кто соперничают с Голливудом и куда приходят в коммерческую нишу талантливые люди. Они воспитывают своих зрителей и привлекают их.
Т.Т.: Можете привести пример такой конкуренции в Киргизии?
Э.А.: В прошлом году, мои российские друзья пошли в кинотеатр и увидели рекламу Top gun. Он стал лидером проката прощлого года, и люди бросились в кинотеатры смотреть его. Мои друзья в том числе. Потом рассказали мне: «Нас было 5 человек, смотревших этот мировой хит. А в соседних залах шли киргизские фильмы, на которые невозможно было купить билеты». И они были потрясены этим!
Я думаю, что сегодня, чтобы говорить о совместном производстве, мы должны подумать о наших зрителя. Может быть, стоит разработать программу на 40 лет вперед о работе над совместным зрительским кино, чтобы через 40 лет снова вернуть единое экономическое, прокатное, культурное пространство, куда бы наши зрители ходили, как в свое время ходили мы. Какую кассу собирал Рустам Хамдамов!
Т.Т.: Замечательное предложение. Надеюсь Международный форум национальных кинематографий «Золотая Арка» имени Рустама Ибрагимбекова поспособствует этому! Спасибо за интервью!
Талгат Тайшанов: Эрнест, какие пути развития вы видите для национального кинематографа?
Э.А.: 32 мы года говорим о кино, но никогда не говорим о зрителе. Потому что в Советском союзе государство было заинтересовано в том, чтобы зрители были к нему лояльны, и кинематограф использовало как инструмент. В течение 32 лет мы, в основном, говорим о том, чтобы кино стало неким элитарным искусством. Режиссеры заинтересованы в том, чтобы их признали на фестивалях. Продюсеры заинтересованы в том, чтобы зарабатывать деньги на чем угодно! А государство хочет влиять на зрителей. Но о зрителях никто не думает. И получается, государство не может финансировать ни продюсера, ни режиссера, потому что не заинтересовано.
Почему сложилась такая ситуация? Я говорю об этом долгие годы. Это произошло во время распространения независимого кино, когда мы неверно поняли терминологию из-за неправильного перевода. Европа, для борьбы с голливудским кинематографом, сделала такое разделение: голливудское кино — коммерческое, а европейское кино — артхаусное. И с прибыли от голливудского кино Европа утвердила квоту, которую направляла на свой национальный кинематограф, — поэтому оно и существует. Таким образом коммерческое кино подпитывает авторское кино. Термины «коммерческое» и «авторское» — взаимоисключающие и антагонистические. И, переведя их на русский язык, мы сказали практически всем, кто у власти, и всем, кто при министерствах культуры, госагентствах: «Мы элита, вы должны финансировать авторское кино — это настоящее искусство, это развитие». Государство финансирует авторское кино, но зрители его не смотрят! Априори государство не может финансировать коммерческое кино, потому что оно не может зарабатывать деньги. И получается замкнутый круг, когда государство не может финансировать ни продюсеров, ни режиссеров.
В этом году в Кыргызстане мы очень большой группой разрабатывали стратегию развития киргизского кино, и в большой дискуссии мы пришли к единому мнению — отказаться от терминологии авторского и коммерческого кино. Мы пришли к тому, что теперь будем называть наше кино мейнстримом и артхаусом. И я думаю, что, если мы все к этому придем, тогда в совместном производстве все государства будут думать о том, как воздействовать на зрителей друг друга, чтобы вытеснить Голливуд из нашего пространства и снова вернуть единую прокатную систему. А чтобы быть интересными друг другу, мы должны думать о зрителях, об их вкусах, об их интересах, какого бы уровня они ни были! И я думаю, что режиссеры ― не все, но талантливые режиссеры, ― должны подумать о зрителях и спуститься к ним. Нужно взрастить своих Гайдаев и Рязановых. А сейчас мы все занимаемся искусством, а прокат мы отдали дельцам, халтурщикам, которые убивают наших зрителей! И вот что самое интересное — я всегда спрашиваю и хотел бы у вас тоже спросить: смотрят ли казахские зрители казахское кино?
Т.Т.: Да. Смотрят. У нас очень много интересных картин, правда, они не собирают большую аудиторию.
Э.А.: Отрадно, потому что я спрашивал грузин, и они говорят: грузины не смотрят грузинское кино.
Вернусь к направлениям, которые мы называем коммерческим и авторским. Изначально это было люмьеровское и мельесовское кино. Потом мельесовское стало Фабрикой грез в Голливуде, а люмьеровское ― тем, что мы сегодня называем фестивальным кино.
Я солидарен с тем, что говорится в Библии: «В начале было Слово». И мы должны это слово пересмотреть. Когда вы говорите: «Коммерческое кино», — в этом слове уже есть пренебрежение, уже есть некий снобизм к тому, что наши зрители уровнем ниже, поэтому для них приходится делать настолько низкое кино.
Нужно вернуться к тому, от чего мы ушли ― в советское время фильмам давали категории, как искусству. И если фильму присуждалась высшая категория, он издавался массовым тиражом; его распространяли через клубы кинолюбителей, через «Советский экран» через «Клуб кинолюбителей», через Кинопанораму. И людей, зрителей воспитывали и обучали, как нужно смотреть большое кино. Я думаю, в этом кроется наше будущее, потому что я вижу, как из года в год национальный кинематограф умирает. Если взять весь национальный кинематограф, то на сегодняшний день киргизское и казахское кино — единственные, кто соперничают с Голливудом и куда приходят в коммерческую нишу талантливые люди. Они воспитывают своих зрителей и привлекают их.
Т.Т.: Можете привести пример такой конкуренции в Киргизии?
Э.А.: В прошлом году, мои российские друзья пошли в кинотеатр и увидели рекламу Top gun. Он стал лидером проката прощлого года, и люди бросились в кинотеатры смотреть его. Мои друзья в том числе. Потом рассказали мне: «Нас было 5 человек, смотревших этот мировой хит. А в соседних залах шли киргизские фильмы, на которые невозможно было купить билеты». И они были потрясены этим!
Я думаю, что сегодня, чтобы говорить о совместном производстве, мы должны подумать о наших зрителя. Может быть, стоит разработать программу на 40 лет вперед о работе над совместным зрительским кино, чтобы через 40 лет снова вернуть единое экономическое, прокатное, культурное пространство, куда бы наши зрители ходили, как в свое время ходили мы. Какую кассу собирал Рустам Хамдамов!
Т.Т.: Замечательное предложение. Надеюсь Международный форум национальных кинематографий «Золотая Арка» имени Рустама Ибрагимбекова поспособствует этому! Спасибо за интервью!